Светлана Ромашкина

Офис Сергея Терещенко находится в одноэтажном здании в старом центре Алматы. Сейчас бывший премьер-министр КазССР, а потом и первый премьер независимого Казахстана занимается пчеловодством, орехами, выращиванием сои и индейки. «Вот это меня сейчас интересует больше всего» — Сергей Александрович показывает на яблоки, орехи, мед на своем на столе. «Я не самый лучший собеседник о полигоне, я тогда занимался спасением экономики», — предупреждает бывший политик и нынешний бизнесмен.

14 октября 1991 года 40-летний Сергей Терещенко стал премьер-министром Казахстана. В своей книге «Во власти и в бизнесе» он пишет, что во время Перестройки он видел признаки политической агонии: «В те годы я был в высшем эшелоне власти и понимал, что все идет к краху».

В Казахстане 93% собственности было союзно-республиканской, то есть все крупные предприятия работали под началом союзных министерств. Казахстану на «самоуправление» было отдано только местное производство и сельское хозяйство.

Конец Советского Союза Терещенко описывает так: «С 1989 года началось сокращение национального дохода, что привело к резкому ухудшению уровня жизни. К 1991 году полки магазинов окончательно опустели, выстроились огромные очереди, были введены карточки не только на продукты питания, но и на товары первой необходимости. Инфляция возросла до 5-10% в месяц. Страна находилась на грани экономической катастрофы».

Экономические реформы проваливались — не получалось совместить плановую социалистическую экономику и свободный рынок. Стали появляться первые кооперативы, коммерческие банки, старшее поколение зачастую на это смотрело со скепсисом, вспоминая про НЭП, и предрекало, что государство потом закрутит гайки.

СССР разваливался и политически, и экономически. Экономист Сергей Гуриев в одном из своих интервью говорил, что экономически Союз могла бы спасти высокая цена на нефть, но в тот момент она была катастрофически низка — $9 за баррель.

Как пишет Терещенко, еще весной 1991 года Казахстан получал из союзного бюджета дотацию в 6 млрд рублей, но, начиная с ноября, Россия прекратила финансировать союзные министерства.

9 августа 1991 года, накануне подписания обновленного Союзного договора, произошел путч ГКЧП — последняя попытка сохранить Советский Союз. Сначала по всем телевизионным каналам шел балет «Лебединое озеро» — обычно такое происходило при смерти генсеков. Потом выступили представители государственного комитета по чрезвычайному положению — в его составе были министр обороны Дмитрий Язов, министр внутренних дел Борис Пуго и другие. Они заявили, что Горбачёв болен и не может исполнять свои обязанности, и теперь в стране вводится чрезвычайное положение. Спустя несколько дней ГКЧПистов арестовали. Они, вопреки своим намерениям, словно ускорили развал страны: начался «парад суверенитетов». 8 декабря 1991 года главами России, Украины и Белоруссии было создано Содружество независимых государств. Позже в СНГ вошли и другие бывшие советские республики, в том числе и Казахстан.

ВВП республики в 1992-1995 годах сократился по сравнению с 1991 годом на 18,7%. Спад в промышленности составил 32%, в сельском хозяйстве — 28,8%.

В своих мемуарах Сергей Терещенко вспоминает, что еще в 80-е годы, когда Нурсултан Назарбаев стал председателем Совета министров КазССР, он поручил определить, насколько финансово самостоятельна республика. «Нами было рассчитано и обосновано, что республика ущербна в условиях фиксированных цен, которые спускались из центра. Но если посчитать ввоз-вывоз в мировых ценах, то оказывалось, что Казахстан зарабатывает достаточно денег, чтобы иметь бюджет, покрывающий расходы республики».

«Государство не справлялось с управлением собственными предприятиями, они продолжали работать на склад, а не на продажу продукции. Деньги от того, что удавалось продать, а также оборотные средства оседали за рубежом на личных счетах оборотистых «новых русских и казахов» либо просто прикарманивались. На всех участках катастрофически не хватало средств, люди месяцами не получали зарплаты и пенсии, а потому в ход пошли натуроплата и бартер. В стране, как во времена войны, появилась реальная угроза голода и холода», — описывает тот период Сергей Терещенко.

Начались забастовки, города, еще вчера полные жизни, пустели: дотации прекращались, люди снимались с насиженных мест. Один из ярких примеров — закрытый военный город Приозерск в Карагандинской области, зимой 1992 года здесь разразилась настоящая коммунальная и продовольственная катастрофа. В городе из-за аварии не было горячей и холодной воды, система отопления вышла из строя, продукты питания не поступали. Руководство Приозерска писало письма на имя премьер-министра Казахстана с просьбой выделить людям сливочное масло и молоко: его не было даже для детей и кормящих и беременных женщин. Тогда население Приозерска сократилось на 30%, люди до сих пор не вернулись в город.

Проблемы были даже со сбором урожая. В 1991 году в республике собрали всего 12 миллионов тонн зерна, а спустя год — 33,2 миллиона тонн. Прежде к уборке хлеба привлекали около 40 тысяч автомобилей советской армии, но ее уже не было, и Терещенко позвонил премьер-министру Белоруссии, в обмен на зерно и деньги белорусы отправили в Казахстан 10 тысяч тракторов. Окончательно за них расплатились только через два года.

В наследство Казахстану осталось около 50 предприятий оборонной промышленности. Например, в центре Алматы находился машиностроительный завод имени Кирова, производивший торпеды и ядерные противокорабельные ракеты. В Петропавловске изготавливали баллистические ракеты средней дальности и т.д. С развалом Союза все, что производили эти предприятия, стало ненужным. Плюс в Казахстане находились авиационные базы и 148 шахтных пусковых установок межконтинентальных баллистических ракет. Терещенко указывает, что на начало 1991 года в Казахстане хранилось 1216 ядерных боеголовок для межконтинентальных баллистических ракет и зарядов для тяжелых бомбардировщиков, многоцелевые бомбардировщики ТУ-95 МС и межконтинентальные баллистические ракеты СС-18, известные как «Сатана». Правда, к ракетам у Казахстана не было кодов для их запуска — они находились у Москвы. «Это был четвертый в мире ядерный потенциал после США, Российской Федерации и Украины», — резюмирует Терещенко. К тому же в Казахстане были приличные запасы урана, что могло позволить стране самой производить ядерное оружие. На складах Ульбинского металлургического завода хранилось 600 килограммов высокообогащенного урана. Терещенко говорит, что Назарбаев сообщил об этом в Москву, но там ураном не заинтересовались, и было решено его продать — он оценивался в 90 млн долларов. Уран был тайно продан США. Операция называлась «Сапфир» и курировал ее вице-президент США Альберт Гор.

Руководство новой республики должно было решить, что делать с ядерным наследием. С одной стороны, обладание сверхоружием — гарантия безопасности и, как замечает тогдашний премьер-министр, с ним «было бы легче получать кредиты и помощь».

«В то же время отказ от ядерного оружия превращал республику в слабую страну третьего мира. Поэтому некоторые предлагали сохранить хотя бы часть ядерного потенциала — 30-50 наиболее мощных боеголовок», — пишет Терещенко, отмечая, что в тот момент на Назарбаева оказывали давление две сверхдержавы — Россия и США, а в зарубежной прессе стали появляться сообщения о том, что Казахстан тайно торгует ядерными компонентами, продавая их Ирану.

В итоге в 1991 году были подписаны соглашения, обеспечивающие всем бывшим советским республикам защиту суверенитета. Россия была признана правопреемником СССР, и она оставила себе ядерное наследие. В том же году 29 августа был закрыт и Семипалатинский ядерный полигон.

В интервью Vласти Сергей Терещенко рассказал о том, что узнал о полигоне только когда уже стал первым заместителем председателя правительства. «После неудачного взрыва в феврале 1989 года и возникновения движения «Невада – Семипалатинск» пошла сильная волна недовольства, и Назарбаев закрыл полигон. Было большое противостояние со стороны военных и министерства среднего машиностроения, но тем не менее это решение состоялось. Это был сильный и мужественный поступок: пойти против центра, против военных, тогда как все вопросы в Казахстане решала Москва. Когда я работал в Шымкенте, я слышал о том, что в ЮКО были взрывы — подземные в Кызылкумском районе, в Сузаке был один, но нас же ни во что не посвящали, никто об этом не говорил. Проявлялось потом это так, что где-то начинали выходить горячие источники на глубине 4 километров — уже постфактум мы узнали. Я глубоко этой темой не занимался, я был на [Семипалатинском] полигоне всего один раз — в 1992 году. Показали фильм, как дома разрушаются, как вспышка, показали их лаборатории, ядерный реактор, все время шел разговор о том, чтобы в Курчатове построить атомную электростанцию. Это были совсем бедные районы, занимались овцеводством, можно было создать хоть какие-то условия, создать производство, построить больницы, школы. Или переселять людей из этой зоны. Смотрели как на аборигенов — мол, ничего, выживут, а люди жили по 30-40 лет… Это большой пробел в работе советского правительства. Людям нужно было создавать условия, американцы же создавали условия в Неваде. Средмаш мог эти вопросы поставить, министерство-то это было серьезное».

В начале 90-х первому правительству республики пришлось решать много вопросов: например, сохранности полигона, потому что это стало собственностью республики; демобилизации военных, которые оттуда выезжали; сохранения документации; проводить исследования радиационной обстановки. «Информации было очень мало, она была закрытая, Москва забрала документы с собой, получали информацию в час по чайной ложке. Что касается компенсаций пострадавшему населению, то возможностей особых у нас не было. Эти вопросы поднимали Кеширим Бозтаев, а потом Чернов Вячеслав Федорович, он был председателем облисполкома там, но что мы могли дать? У нас там копейки были, а истребовать компенсацию с России тоже было сложно. Инфляция — 2500%, сегодня это рубль, завтра — 15 копеек. Предприятия останавливаются, зарплаты не выплачиваются, полки магазинов пустые, куча вопросов, которые правительству нужно было решать каждый день, каждый час. Забастовки шахтеров, учителей, все приходят к зданию на площади Республики и каждый требует: возьми, откуда хочешь, реши наши вопросы. Мы занимались этим. Ну и в тоже время строили государство. Нужно было решать вопросы об устройстве границы, и герб, и гимн и флаг, и валюта, приватизация, проведение рыночных реформ.16-18 часов на работу, все время в командировках, в движении. Аппарат тогда в правительстве был небольшой — работали в нем около 500 человек. У нас и денег не было, чтобы содержать больше людей. Думаю, что все получилось, Казахстан состоялся», — резюмирует Терещенко.

В 1992 году Казахстан присоединился к Договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, который был подписан между СССР и США в 1987 году.

Госсекретарь Джеймс Бейкер потом вспоминал о переговорах с Нурсултаном Назарбаевым по поводу разоружения: «Назарбаев дал ясно понять, что не собирается отказываться от ядерного арсенала Казахстана, не получив ничего взамен».

«Взамен Казахстан получил значительный объем американской помощи в деле технического избавления от ядерного оружия, а в более широком смысле — статус ответственного члена международного сообщества, а также международное признание, респектабельность, инвестиции и безопасность», — пишет вашингтонский журналист Джошуа Кучера.

По официальным данным, в 1995 году уничтожили последний ядерный заряд на Семипалатинском полигоне, а последняя штольня там же была взорвана в 2000 году. К этому году в Казахстане проживало на 1,5 миллиона человек меньше, чем в 1991 году. Доходы ниже прожиточного минимума были у 39% казахстанцев. Выплаты компенсаций пострадавшим от действия полигона были приостановлены из-за нехватки денег.

14 октября 1994 года Сергей Терещенко перестал быть премьер-министром Казахстана, на его место пришел Акежан Кажегельдин. Терещенко же окунулся в бизнес, о чем и мечтал с момента распада Союза. Периодически он возвращался в политику: в конце 90-х, например, исполнял обязанности председателя партии «Отан».