Ирина Гумыркина, Ольга Логинова

По данным Научно-исследовательского института радиационной медицины и экологии министерства здравоохранения, на территории Казахстана проживает порядка 1,4 млн пострадавших от испытаний на Семипалатинском ядерном полигоне. При этом в государственном научном автоматизированном медицинском регистре (ГНАМР) по учету пострадавшего населения персональные «регистрационные, медицинские и дозиметрические» данные есть только на 365 500 человек, «как лиц, подвергшихся радиационному воздействию, так и их потомков». Положенные по закону компенсации до сих пор не получили порядка 300 тыс. человек. Это официальные данные министерства труда и социальной защиты населения. А те, кто получил, говорят, что суммы несоразмерны тому ущербу, который им причинили ядерные испытания.

В советское время село Уш-бийк Жарминского района ныне Восточно-Казахстанской области было богатым и процветающим совхозом животноводческого направления – здесь занимались разведением племенного скота. В бытовом и культурном плане жизнь сельчан (это казахи, русские и немцы) была налажена. Здесь были средняя общеобразовательная и музыкальная школы, детский сад, больница, Дом быта, почта, общественная баня, столовая, центральный универмаг, несколько мелких промтоварных и продуктовых магазинов, а также Дом культуры с библиотекой. В школе функционировали различные кружки, работала радиорубка, был свой компьютерный класс, обучали школьников и сельскохозяйственным профессиям. При «музыкалке» был оркестр, а в Доме культуры – вокально-инструментальный ансамбль и балетный класс. Центральные дороги в совхозе были заасфальтированы, через село пролегали шоссе республиканского значения и железная дорога. Основными продуктами питания (мясомолочными, яйцами и овощами) сельчане впрок обеспечивали себя сами. Cовхоз жил насыщенной жизнью.

После развала Советского Союза все пришло в упадок. Как говорит Жулдыз Калиева (имя изменено по просьбе героини), сегодня от процветающего совхоза мало что осталось. Из всей инфраструктуры, отстроенной во времена СССР, не сохранилось почти ничего: Дом культуры, больница и многие другие здания разобраны «по кирпичикам», и лишь остатки фундамента напоминают о прошлой жизни. Дорога республиканского значения – вся в выбоинах и ухабах, местами от асфальта не осталось и следа.

Жулдыз родилась в этом совхозе и прожила здесь до 1994 года. Окончив среднюю школу, уехала в Алматы, где и живет по сей день. А в ее родном селе до сих пор люди выживают, как могут.

«В 90-е годы, после развала Советского Союза, сельчане выжили благодаря железной дороге. Продавали курт, сметану, айран и тому подобное в поездах. Да и сейчас работы в ауле практически нет. Основная часть населения – это так называемые самозанятые, то есть нигде не работают, а живут на то, что «накалымят». Аул держится, по сути, на пенсионерах и бюджетниках – работниках акимата и учителях. И в каждом маленьком магазинчике есть свои кредиторы и своя кредитная книга: получил пенсию, пособие или заработную плату, закрыл долг за продукты и вещи и тут же навесил на себя новый. В общем, живут от пенсии до пенсии, один долг за другим», – говорит она.

Жарминский район относится к зоне повышенного радиационного риска. Жулдыз Калиева и ее родные признаны пострадавшими от действий ядерного полигона. Компенсация, положенная пострадавшим по закону, выплачивается один раз. Но после принятия закона в 1992 году выплачивать ее начали не сразу – в стране после обретения независимости были проблемы с финансами, а с 1996 года выплаты и вовсе приостановили на 10 лет. В 2006 году Жулдыз получила свои деньги – 10,5 тыс. тенге. Тогда 1 МРП был 1030 тенге, а размер компенсации для населенных пунктов зоны повышенного радиационного риска составляет 0,79 МРП за каждый год проживания в период с 1966 по 1990 годы.

«Как-то звонит папа и говорит: мол, слышал, что выдают компенсацию, надо собрать документы, – рассказывает она. – Точный перечень документов сейчас и не вспомню, но из аула прислали копию свидетельства о рождении, заверенную нотариально, справку из акимата о том, что я действительно там проживала в течение определенного времени. Какие-то документы оформляла здесь (в Алматы – V), плюс анкета. Весь этот пакет документов я сдала в акимат Бостандыкского района Алматы, где и была прописана на тот момент. Вначале не хотели принимать документы и, как обычно это происходит, пытались «отфутболить», но не получилось в итоге. Где-то через пару месяцев на банковскую карточку поступили деньги – 10 578 тенге. Позже документы сдал брат, получил компенсацию в районе 14 тыс. тенге. Столько лет прошло, деньги обесценились».

Причем, как вспоминает Жулдыз, в 90-е годы, когда им впервые озвучили примерные суммы компенсации, они казались внушительными. Выплата компенсаций для жителей зоны повышенного радиационного риска должна была начаться в третьем квартале 1993 года. Осенью этого же года вышел указ президента Республики Казахстан о введении национальной валюты в соотношении 1 тенге = 500 советских рублей. Размер же минимальной заработной платы был впервые введен как показатель в 1994 году и составлял с 1 февраля 40 тенге, с 1 апреля – 100 тенге, с 1 июля – 150 тенге, а с 1 октября – 200 тенге. Первоначальный курс национальной валюты был установлен 4,75 тенге за 1 доллар США, но уже в январе 1994 года курс доллара был 45 тенге.

«Люди надеялись, что, получив компенсацию, смогут осуществить свою маленькую мечту. Строили планы: кто-то хотел съездить в санаторий, другие – наконец-то сделать дома ремонт и тому подобное. Но вскоре власти сослались на отсутствие денег в казне, позже обещали, что выплаты будут с учетом инфляции. Однако все это оказалось пустыми словами. Представьте теперь: 10 тыс. тенге в 90-х годах и в 2006-м», – говорит Жулдыз Калиева.

Постановлением кабмина от 26 мая 1993 года «О мерах по реализации постановления Верховного совета Республики Казахстан от 22 декабря 1992 года «О порядке введения в действие закона Республики Казахстан «О социальной защите граждан, пострадавших вследствие ядерных испытаний на Семипалатинском испытательном полигоне» было предусмотрено, что выплаты единовременных денежных компенсаций пострадавшим должны осуществляться через министерство социальной защиты населения. «Причем все предприятия, учреждения и организации должны производить указанные выплаты за счет средств социального страхования, подлежащих взносу в пенсионный фонд Республики Казахстан». Однако, как писала в кабмин 7 июля 1993 года занимавшая тогда пост министра социального обеспечения и соцзащиты населения Зауре Кадырова, когда готовился проект постановления, пенсионный фонд не находился в составе министерства. Кроме того, «в отдельных областях республики средств в пенсионном фонде Республики Казахстан из-за неплательщиков в лице сельскохозяйственных производителей недостаточно даже на выплату пенсий». В ведомстве считали, что «средства пенсионного фонда должны использоваться строго по целевому назначению, то есть на выплату пенсий». В связи с этим министерство просило кабмин, чтобы все эти мероприятия финансировались непосредственно через областные финуправления‚ не трогая при этом средства пенсионного фонда. 16 июля Кадырова в дополнение к этому письму в кабинет министров направляет заявку Семипалатинского областного управления соцзащиты населения на финансирование расходов на выплату компенсаций пострадавшим, проживающим в зонах риска Семипалатинской области. Сумма компенсации только по этой области составляла 17 млрд 994 млн рублей.

«В республиканском бюджете по всей республике на эти мероприятия предусмотрено 18 млрд рублей. Считаем, что эта сумма крайне недостаточна и подлежит уточнению», – писала министр.

По информации министерства труда и социальной защиты населения, из 1,4 млн пострадавших с момента принятия закона в 1992 году и на сегодняшний день положенную единовременную компенсацию получили около 1,1 млн человек на общую сумму 16,1 млрд тенге. Таким образом, порядка 300 тыс. человек до сих пор не получили компенсацию. Например, по словам Жулдыз, ее родная тетя, которая на момент возобновления выплат в 2006 году уже жила в Алматы, так и не обратилась за компенсацией: «Она посчитала, во сколько ей обойдется поездка на родину для сбора документов, и пришла к мнению, что вся эта затея того не стоит. «Полигоновская» компенсация не покрывала ее дорожные расходы».

Через суд никто из родных или знакомых Жулдыз своих выплат не добивался: кому-то это было «в тягость», а у кого-то не было финансовых возможностей для сбора документов и обращения в суд. На этом все и заканчивалось, отмечает она.

В 2017 году в Кызылординской области права пострадавших на получение льгот и компенсаций защищала прокуратура. Порядка 80 человек из Сырдарьинского района не получали положенные по закону деньги. В районной прокуратуре сообщали, что виноваты в этом местные исполнительные органы: люди «обращались в разные инстанции, но на них и их права просто не обратили внимания». В надзорном органе тогда создали комиссию, которая изучила документы тех, кто претендовал на льготы, и только после этого они смогли получить положенное по закону – единовременную компенсацию, надбавки к пенсии, дополнительный оклад и дополнительный ежегодный оплачиваемый трудовой отпуск.

Ольга Петровская, председатель общественного объединения «Поколение», родилась в Семипалатинске в 1946 году. По закону ей должны были выплатить компенсацию за весь период проведения взрывов – с 1949 по 1990 годы. Казалось бы, это должна быть внушительная сумма. Но в итоге она получила всего около 16 тыс. тенге.

«Были положены единовременные выплаты, они шли от минимальной заработной платы, но эта минимальная заработная плата была буквально переделана в месячный расчетный показатель. То, что нам выдали – я получила в пределах 16 тыс. тенге. Какая это сумма? Это просто смешно. В 92-м году вышел закон, давать стали где-то с 2000 года», – рассказывает пенсионерка.

Она считает, что закон перестал работать еще в 90-х годах. Причем сильно это «ударило» по первому поколению пострадавших. Когда только формировался закон, им сказали, что зона повышенного радиационного риска для Семипалатинска – это временно. Объясняли тем, что пострадавших слишком много, а «государство находится в тяжелых условиях, идет перестройка».

«Собственно говоря, эта зона повышенного риска нас бы устраивала, если бы она работала, как положено. Люди бы пошли на пенсию пусть чуть попозже, чем зона максимального. Те пошли в 45 лет, должны были по закону, у нас – в 50 лет. Ежемесячные выплаты тоже составляли разницу какую-то, но они шли. Возраст стажа был увеличен одинаково – в зависимости от зоны пребывания там шел коэффициент определенный. Все шло хорошо, но закон перестал работать. И, понимаете, самое больное, что ударили в первую очередь по первому поколению пострадавших – это по пенсионерам», – говорит Петровская.

Согласно самой первой редакции закона, мужчины имели право выходить на пенсию в 55 лет при общем стаже работы на территориях, пострадавших от воздействия ядерных испытаний, не менее 25 лет; женщины – в 50 лет при общем стаже работы не менее 20 лет. Мужчины, проживавшие в зонах чрезвычайного и максимального радиационного риска с 29 августа 1949 года по 5 июля 1963 года не менее 10 лет, имели право выйти на пенсию в 50 лет при общем стаже работы не менее 25 лет; женщины – в 45 лет при общем стаже работы не менее 20 лет. Работа и служба на территориях, пострадавших от воздействия ядерных испытаний в период с 29 августа 1949 года по 5 июля 1963 года, засчитывалась в стаж в тройном размере, а с 6 июля 1963 года по 1 января 1992 года – в полуторном размере. В 1997 году в закон были внесены поправки, и эти пункты были исключены – в связи с переходом к накопительной пенсионной системе в 1998 году. Также пострадавших с 1 января 1998 года лишили дополнительной оплаты труда и пенсий, которые они получали по зонам риска. А единовременную компенсацию, по словам Петровской, стали выплачивать только тем, кто пошел на пенсию: «Но их давали уже с учетом не месячной зарплаты, а месячного расчетного показателя. Они (уменьшились – V) раз в десять. Поэтому те суммы, которые нам давали, только затыкали дыры, когда нищета была. Говорить, что на эти деньги можно было что-то получить… Но мы и этому были рады. Я, например, 46-го года (рождения – V), 47-й год еще пошел по льготной пенсии, а 48-й, 49-й, 51-й – эти пенсионеры по возрасту (на пенсию – V) пошли в 58 (лет – V). Они попали так, что даже ни в 50, ни в 55 лет не пошли, а только в 58, и остались с нищей пенсией, с минималкой. Почему? Потому что в расчет им не стали брать ту пенсию, которую они заработали до 97-го года».

Выданные «полигонные» удостоверения ничего не решали – по ним не предоставляли никаких льгот. Людям приходилось обращаться в суды, объединяться. По этой причине в 1999 году было создано общественное объединение «Поколение», которое борется за права пострадавших от испытаний на Семипалатинском полигоне. Потому что «закон глух». По словам председателя общественного объединения, «из 52 тыс. пенсионеров у нас 40% получают пенсию в пределах 52 тыс. тенге: так государство отблагодарило за все испытания, которые перенесли пожилые люди».

«Почему у нас пенсия оказалась маленькая, у наших пенсионеров? Потому что у нас город пострадал от полигона, у нас не развивалась тяжелая промышленность – у нас развивалась легкая промышленность, у нас шили солдатам сапоги, гимнастерки, рубахи; мясокомбинат был, который питание отдавал для всей армии, и все прочее. Когда было повышение пенсий в 2003 году, то наших пенсионеров легкой промышленности пересчитали с самой маленькой зарплатой. Сделали самую маленькую зарплату, и люди, которые даже получали прилично, даже те люди, которые ушли на пенсию с максимальной пенсией в советское время, они стали получать ниже среднего», – рассказывает Петровская.

«Поколение» добивалось, чтобы шла выплата «полигонных», которая была приостановлена, и «экологических» – дополнительной оплаты пенсий. Выплаты компенсаций – пусть и минимально – объединение добилось, а вот с «экологическими» выплатами – «бесполезно, глухо». Парадоксально, что работники бюджетных организаций, например, те, кто работает в акиматах, получают надбавки к зарплате и дополнительные отпуска – за счет государства, естественно. «Поколение» обращалось с этим вопросом к властям – почему получают положенное по закону не все? На что получило ответ: «Мы платим только тем людям, которые на нас работают».

«Если работаете вы у какого-то частника, вам частник должен платить экологические. А какой частник будет платить экологические, если он сам пострадавший? Он говорит: я тебя принимаю и даю 30-40 тыс. зарплаты, и экологические там заложены. А ты что скажешь: мне плати отдельно? Ты рад будешь этим деньгами и пойдешь работать», – отмечает Петровская.

О том, что большинство работодателей попросту игнорируют норму закона о дополнительной оплате труда и дополнительном оплачиваемом трудовом отпуске, говорит и Жулдыз Калиева: «Ни разу не получила положенные льготы в тех местах, где работала ранее. В бюджетных организациях, а также в крупных компаниях еще соблюдают эти нормы, а малый и средний бизнес – нет».

Бывший житель Восточно-Казахстанской области, глава Лиги юристов Казахстана Ануарбек Скаков добивался от работодателя дополнительной оплаты труда через суд. Он родился в Восточном Казахстане, с 1980 по 1990 годы проживал в Бородулихинском районе, который относится к зоне повышенного радиационного риска. Сейчас он живет в столице. По его словам, когда он работал в Усть-Каменогорске, там работодатель соблюдал закон, а вот в столице уже пришлось обращаться в суд. Согласно законодательству, на дополнительную оплату труда имеют право только проживающие и работающие в зонах радиационного риска, но Скаков считает, что эта льгота должна распространяться на всех пострадавших, вне зависимости от места проживания.

«Когда переехал в Астану, в Астане не стали платить. В начале 2016 года я подал в суд. Мы выиграли районный суд (в Алматинском районном суде – V), городской суд (апелляционную инстанцию – V), а потом генеральная прокуратура внесла протест в Верховный суд, и Верховный суд отменил (решение суда первой инстанции – V). Работодатель не виноват, он руководствовался разъяснениями министерства труда, министерство труда писало, что ничего не положено», – говорит Скаков.

По его словам, когда он выиграл суд, то к ним в Лигу юристов стали обращаться люди с аналогичными ситуациями, некоторые из них вносили изменения в свои коллективные и трудовые договоры, чтобы работодатель добровольно выплачивал надбавку к зарплате.

Министерство труда и социальной защиты населения в ответ на запрос Vласти сообщило, что к ним поступают обращения не только от граждан, но и от юридических лиц «касательно разъяснения порядка применения законов РК, регулирующих вопросы предоставления гарантий для работника, осуществляющего трудовую деятельность в зонах экологического бедствия и радиационного риска».

«Министерством разъясняется, что дополнительная оплата труда и дополнительный ежегодный оплачиваемый отпуск предоставляются работающим гражданам, проживающим на указанных в законе территориях и имеющим статус пострадавших, подтверждаемый соответствующими удостоверениями. На граждан, выехавших из территории Семипалатинского полигона, распространяется социальная поддержка в виде выплаты единовременной компенсации за годы проживания на территориях полигона в установленные законом периоды», – отмечают в министерстве.

Еще один барьер, с которым сталкиваются пострадавшие – доказать, что твои проблемы со здоровьем связаны с деятельностью полигона. Перечень заболеваний, которые могут быть признаны имеющими причинную связь с ядерными испытаниями, и порядок установления этой связи определяются правительством. Экспертиза причинной связи заболеваний с воздействием ионизирующих излучений у населения проводится региональным и центральным межведомственными экспертными советами. Однако, по мнению Жулдыз Калиевой, мало кого интересуют эти «причинно-следственные связи». К примеру, есть у нее так называемые врожденные заболевания, но сказать точно, что это последствия испытаний на Семипалатинском полигоне, она не может. Потому что никто не проводил никаких экспертиз. Она вспоминает, что когда училась в университете, то на одном из занятий по ОБЖ преподаватель, рассказывая о Семипалатинском полигоне, предложил измерить радиационный фон у студентов. Большая часть однокурсников Жулдыз была из Алматы и Алматинской области, Кокшетау и южных регионов.

«Замерили: у кого-то 5 микрорентгенов, у второго – 7, а у меня показало 27 (максимальная норма – 20 микрорентгенов – V). Однокурсники сразу же отсели от меня и спрашивают у преподавателя: мол, это не заразно? Тот им отвечает: нет, конечно, не заразно, на вас ее радиационный фон никоим образом не влияет и не повлияет. Ребят такое объяснение успокоило. Тем не менее первое время старались держаться от меня подальше. На всякий случай, мало ли что. Вот такая на тот момент реакция была», – говорит она.

В Минздраве республики отмечают, что «оценка зависимости какой-либо патологии от воздействия сверхнормативного ионизирующего излучения должна производиться только с учетом индивидуальной накопленной дозы».

«Многочисленными исследованиями установлено, что среди лиц с дозой облучения 25 сЗв и более имеется связь риска развития отдельных онкологических и не онкологических заболеваний с полученной дозой. В диапазоне доз ниже 25 сЗв отмечена меньшая зависимость», – говорится в ответе министерства на запрос Vласти.

В ведомстве также сообщают, что «врожденные пороки развития возникают под действием разнообразных внутренних (наследственность, гормональные нарушения, биологическая неполноценность половых клеток и др.) и внешних (ионизирующее облучение, вирусная инфекция, недостаток кислорода, воздействие некоторых химических веществ, амниотические перетяжки и т.д.) факторов.

«Со второй половины XX века отмечается значительное учащение пороков развития, особенно в развитых странах. Причины 40-60% аномалий развития неизвестны. К ним применяют термин «спорадические дефекты рождения», обозначающий неизвестную причину, случайное возникновение и низкий риск повторного возникновения у будущих детей. Для 20-25% аномалий более вероятна «многофакторная» причина – комплексное взаимодействие многих небольших генетических дефектов и факторов риска окружающей среды. Остальные 10-13% аномалий связаны с воздействием среды. Только 12-25% аномалий имеют чисто генетические причины. Поэтому говорить о четкой взаимосвязи ВПР с воздействием радиационного излучения не представляется возможным», – сообщили в Минздраве.

Но не только по врожденным заболеваниям сложно доказать «причинно-следственные связи» с полигоном. Владимиру Сулима 68 лет. Он служил на Семипалатинском ядерном полигоне в 1968-1969 годах, потом работал непосредственно на площадке, присутствовал при ядерных испытаниях.

«Я работал в экспедиции. Наша экспедиция занималась изыскательскими работами, чтобы наши буровики в дальнейшем уже бурили скважины для закладки атомного устройства. Эти вот скважины находились в километре друг от друга. И вся земля была в этих воронках. С кем я работал из друзей – нас было трое или четверо – я один остался», – рассказывает он. И добавляет, что все его друзья, с кем он вместе работал в тот период на полигоне, «уже давно ушли в мир иной». А он «как-то еще живет», но «с полным отсутствием здоровья». Однако ему не дают инвалидность, несмотря на то, что он состоит на учете в Научно-исследовательском институте радиологии и экологии еще со времен работы на полигоне, и у него есть подтверждающие это документы.

«Мне задают вопрос: а как вы можете доказать, что вы там работали? У меня есть в трудовой книжке запись, а сейчас мне пришла бумага, что непосредственно такая организация дислоцировалась на самом Семипалатинском полигоне. Вот сейчас все эти бумаги я уже собрал и хочу попытать какой-то справедливости в суде, на осень (запланирована подача иска – V, разговор записывался в августе). Самое интересное у меня еще впереди. Потому что единственные мне льготы – что я пошел по экологии на пенсию в 50 лет. Но при пенсии 67 тысяч тенге… Я считаю, ну как можно просуществовать на 67 тысяч тенге? Единовременно (единовременная денежная компенсация – V) я получил 43 тысячи», – говорит он.

Во время работы на полигоне он получил дозу облучения 100 бэр. Его щитовидная железа – «вся в узлах», но неизвестно, какие это новообразования – доброкачественные или нет. По его словам, «никого это не интересует». Так же, как и то, что поражение щитовидной железы отражается и на других органах, «идет цепная реакция» в организме. Владимир Сулима проходит медицинское обследование в НИИ радиологии и экологии бесплатно, но вот лекарства выписывают на 150-200 тыс. тенге при его пенсии в 67 тыс.

«Ладно, наше поколение закончилось, на нас крест поставили. Вот нам памятник поставили – все. Но у нас же есть наши дети, наши внуки. Все эти болезни передаются», – говорит он. И поясняет, что у его старшего внука «что-то с иммунитетом»: «Он и спортом занимается, но постоянно болеет – ослабленный иммунитет. В каждой семье это есть».

Полигон подорвал не только физическое здоровье населения. Он оказал воздействие и на психологическое состояние людей. По крайней мере, так считают сами жители этого региона. По их словам, здесь очень большой процент людей уходят из жизни сами, и никто не может объяснить, почему. Никто не проверял – влияние ли это полигона, но местные жители уверены, что это именно так.

В 2017 году Центр правового мониторинга ГУ «Институт законодательства Республики Казахстан» провел анализ закона о соцзащите пострадавших и пришел к выводу, что «правовые нормы касательно лиц, пострадавших от ядерного полигона, не действуют в полной мере на территории Республики Казахстан». Исследователи отмечают наличие коллизий между нормами этого закона и нормами иных законов. В пример приводится статья 13, в которой регламентируется право граждан на ежегодный дополнительный оплачиваемый отпуск. Как пишут авторы документа Индира Елеусизова, начальник центра правового мониторинга и Айгуль Калиева, старший научный сотрудник центра, «правоприменительная практика показывает, что норма о предоставлении дополнительного или экологического отпуска действует только на территории Восточно-Казахстанской области».

«Однако хотелось бы отметить, что необходимо создать социально благоприятные условия для получения дополнительного отпуска и в отношении лиц, пострадавших от полигона, независимо, где они будут проживать и работать», – считают исследователи.

Они также ссылаются на встречу депутатов и представителей общественности Семея, которая состоялась 20 января 2017 года. На этой встрече обсуждались противоречия в законе, «которые усложняют работу восточно-казахстанских предпринимателей и лишают часть населения положенных им выплат и экологического отпуска».

«На указанной встрече было отмечено, что «семипалатинцам, которые имеют удостоверения пострадавших, но сейчас живут в других областях Казахстана, не предоставляют положенного экологического 10-дневного отпуска и не выплачивают ежемесячную экологическую надбавку в размере 1,5 МРП, так как эти люди не живут в пострадавшем регионе». Считаем, данные предложения должны быть реализованы в рассматриваемом законе. К примеру, в некоторых городах Российской Федерации жители Восточного региона, пострадавшие в результате [воздействия] Семипалатинского ядерного полигона, при подтверждении своего статуса в качестве пострадавшего, предъявив экологическое удостоверение, имеют льготы на проезд, медицинское обслуживание, питание, жилье. Данный опыт имеет положительный эффект и, по нашему мнению, его необходимо внедрить в законодательство Республики Казахстан», – подчеркивается в документе.

Кроме этого, отмечается, что статья 13 «не содержит нормы, предусматривающей, что соответствующие граждане должны быть признаны пострадавшими», в этой связи «пострадавшие от ядерных испытаний в Семее страдают из-за несостыковок в законе». Здесь авторы документа ссылаются на представителя профсоюза медработников Семея Альфию Сайфутдинову, которая на встрече с депутатами заявила: «Этот закон остался недоработанным, в нем есть немало противоречий. Например, если в одной статье закона указано, что льготы гарантированы тем, кто имеет удостоверение пострадавшего, то в другой статье этого же закона сказано, что льготы предоставляются тем, кто живет в пострадавшем регионе (речь идет о статьях 2 и 11 закона – V). И этим пользуются работодатели». Также Сайфутдинова говорила, что тем, кто не имеет удостоверений, но проживает сегодня в Семейском регионе, «отказывают в льготах на том основании, что у них нет подтверждения статуса пострадавших». Свои права им приходится отстаивать в суде.

В анализе закона отмечается, что в правилах регистрации пострадавших граждан, выплаты им единовременной денежной компенсации и выдачи удостоверений, подтверждающих право на льготы и компенсации, макет личного дела гражданина на получение компенсации включает в себя: заявление; документы, удостоверяющие личность, место жительства; сберегательную книжку или договор с уполномоченной организацией по выдаче компенсации; документы, подтверждающие факт и период проживания (работы, воинской службы) на территории СИЯП в периоды с 1949 по 1965 годы, с 1966 по 1990 годы. Однако в указанном перечне отсутствует удостоверение, подтверждающее право на льготы и компенсации.

«В данном случае следует, что удостоверение, которое подтверждает право на получение компенсации, является не основным документом. В целях устранения противоречий, которые могут возникнуть в процессе правоприменительной деятельности и осуществления компетентными субъектами, а именно государственными органами или должностными лицами, своих полномочий, считаем обязательным включить в макет дела вышеуказанное удостоверение для получения компенсации», – считают авторы документа.

По их данным, судебная практика также подтверждает то, что социальной поддержкой, независимо от статуса пострадавшего, обладает только население, проживающее на территориях, указанных в законе.

«В этой связи предлагаем рассмотреть вопрос о предоставлении дополнительных льгот и компенсаций гражданам, не проживающим, но пострадавшим в результате Семипалатинского ядерного полигона, законодательно закрепив [эту норму] в анализируемом законе», – отмечают Елеусизова и Калиева.

Также они указывают на наличие дублирующих норм закона. Например, статьи 5 и 6 относят к зонам чрезвычайного и максимального радиационного риска одни и те же территории: Абайского района, Бескарагайского района и упраздненного Жанасемейского района. А это, на их взгляд, «вводит в заблуждение граждан, проживающих в данных районах», и «может способствовать появлению фактов различного применения законодательства». В этой связи авторы исследования считают необходимым «исключить указанное дублирование» и «четко разграничить границы зон экологического бедствия и перечень входящих в них районов путем внесения изменений в рассматриваемый закон».

Вместе с тем они считают, что «предусмотренные законом социальные выплаты и льготы не обеспечили решения главных проблем региона – оздоровления населения и улучшения радиационной обстановки».

«Анализ по проблемам полигона и проводимым мерам по оздоровлению пострадавшего населения проводился правительством неоднократно. Однако выявляемые каждый раз системные вопросы не нашли своего разрешения. Данное обстоятельство негативно отражается на социальном климате населения региона, ведет к росту онкологических заболеваний, увеличению миграционных настроений граждан», – отмечается в документе.

Да и в целом, по мнению специалистов центра, «закон является рамочным правовым документом, так как законодателем порядок назначения и выплаты компенсаций регламентирован подзаконными актами, нормы которых не соответствуют нормам закона», и в связи с этим «в процессе правоприменительной деятельности происходит масса неточностей, нестыковок, сбоев в совместной деятельности органов, задействованных в обеспечении социальной защиты граждан».

Кроме того, в центре считают, что сегодня не только население, но и сама территория полигона нуждается в реабилитации. Здесь утверждают, что научные исследования, если они проводятся, «практической значимости пока не имеют». Отмечается также, что «статус самого полигона четко не обозначен, поскольку не происходило передачи земель полигона в хозяйственный оборот». В связи с этим в центре правового мониторинга предложили «полностью закрыть доступ на территорию полигона с вывозом всего населения в более благоприятные регионы вплоть до момента полной реабилитации земель».

Среди других предложений, которые содержатся в документе – объединение основных законов о социальном обслуживании населения с целью унификации их текстов и устранения повторов следующих законов: «О специальном государственном пособии в Республике Казахстан»; «О государственном специальном пособии лицам, работавшим на подземных и открытых горных работах, на работах с особо вредными и особо тяжелыми условиями труда или на работах с вредными и тяжелыми условиями труда»; «О социальной защите граждан, пострадавших вследствие ядерных испытаний на Семипалатинском испытательном ядерном полигоне»; «О социальной защите граждан, пострадавших вследствие экологического бедствия в Приаралье»; «О реабилитации жертв массовых политических репрессий»; «О льготах и социальной защите участников, инвалидов Великой Отечественной войны и лиц, приравненных к ним»; «О государственных социальных пособиях по инвалидности, по случаю потери кормильца и по возрасту в Республике Казахстан»; «О государственных пособиях семьям, имеющим детей».

Также предлагалось предусмотреть нормы, регламентирующие преимущественное право обеспечения престарелых и инвалидов, проживающих в зонах радиационного риска, местами в домах-интернатах, а также «компенсации и льготы лицам, переехавшим по свободному найму на работу в зоны чрезвычайного, максимального и повышенного радиационного риска».

«В частности, данные лица имели право на первоочередное выделение квартир по месту постоянного жительства специалистам, нуждающимся в жилище, которые проработали в указанных зонах радиационного риска, например, не менее пяти лет. Данное предложение носит стимулирующий характер, что позволит привлечь и удержать специалистов различных областей и профессий. В этой связи необходимо законодательно закрепить предлагаемые льготы для граждан, переехавших на работу в зоны чрезвычайного, максимального и повышенного радиационного риска, путем внесения дополнений в анализируемый закон», – отмечается в документе.

Анализ положений закона был проведен по состоянию законодательства на апрель 2017 года.

В 2018 году занимавшая тогда пост министра труда и социальной защиты населения Мадина Абылкасымова обещала более детально рассмотреть вопрос пересмотра правил по оказанию помощи пострадавшим от испытаний на полигоне. В частности, речь шла о тех, кто покинул территорию, прилегающую к полигону, и лишился дополнительных льгот.

«В рамках бюджета на следующие три года предусмотрена индексация пособий для лиц, которые проживали в зонах ядерного полигона. Но какие-то существенные или специальные дополнительные меры поддержки не прорабатывались, и в рамках бюджета у нас на это средства не предусмотрены», – говорила министр.

В начале 2019 года в комитете по социально-культурному развитию мажилиса парламента рассматривался комплекс вопросов, касающихся закона «О социальной защите граждан, пострадавших вследствие испытаний на СИЯП». Общественники и НПО внесли свои предложения, в частности, чтобы на экологическую надбавку к зарплате и дополнительный трудовой оплачиваемый отпуск имел право каждый пострадавший на всей территории Казахстана. Также было предложено рассмотреть возможность льготного выхода на пенсию людям, пострадавшим от полигона, включить их в число льготных категорий по обязательному медицинскому страхованию, освободить от уплаты взносов в фонд медстрахования, предусмотрев эти выплаты из республиканского бюджета. Кроме того, предлагалось, чтобы пострадавшие проходили бесплатное обследование два раза в год, а при необходимости – раз в год получали стационарное лечение. По итогам обсуждения было решено создать экспертную группу из числа представителей министерств, мажилиса и общественности, которые совместно должны были выработать окончательные предложения по изменениям в закон о соцзащите пострадавших от ядерных испытаний. Прошло 9 месяцев, однако, как говорит участвовавшая в той встрече заместитель председателя общественного совета Семея Жанна Жибраева, «обратной связи» пока не было.

«В январе состоялась встреча, инициатором выступила рабочая группа мажилиса парламента под руководством Нуркиной (депутат Айгуль Нуркина, член комитета по социально-культурному развитию – V). Приняли во внимание все наши предложения, обсуждали, но тем не менее вопрос остался открытым. Нас не извещали потом, какие шаги предпринимаются, что делается. Уже сколько времени прошло, обратной связи не было. Мы были рады, для нас это было неожиданностью, собирали (предложения – V). Хоть бы сообщили, что мы предпринимаем такие-то шаги, мы еще раз рассмотрели, мы сделали запрос. Просто обратная связь тоже должна же быть», – сказала Жибраева в интервью Vласти.

Но общественники надеются, что этот вопрос все-таки будет решен. И надежда – на нового президента страны Касым-Жомарта Токаева. В апреле этого года в ходе своего визита в Семей он поручал министерству здравоохранения и акиму Восточно-Казахстанской области ускорить процесс ввода в эксплуатацию центра ядерной медицины, а правительству – разработать предложения по размеру соцпомощи населению в этом регионе, подчеркнув, что льготы для граждан, пострадавших от ядерных испытаний, должны быть на достойном уровне. Также он говорил, что проводится специальное исследование на тему «Эффективность мер по защите и реабилитации населения, пострадавшего от ядерных испытаний на Семипалатинском ядерном полигоне», и к концу года планируется «определить масштабы вреда от ядерных испытаний и степень социальных гарантий населению района и его потомкам».

«Я так думаю, что разговор все-таки был, если президент затронул эти вопросы, касающиеся в целом развития нашего региона, социально-экономического состояния, обозначил, что нужно будет подготовить программу и по реабилитации, и по восстановлению некоторой инфраструктуры, по развитию нашего региона», – считает общественница.

По ее словам, за все это время ощутимую помощь регион получал только от зарубежных стран и организаций. Например, японское правительство поставило в диагностический центр и областную больницу медицинское оборудование примерно на $11,5 млн. Также в регионе много лет работало японское агентство международного сотрудничества «Джайка» (JICA). Были совместные с университетами Хиросимы и Нагасаки проекты, программа развития ООН, швейцарское посольство на протяжении 20 лет помогало социальным учреждениям региона, а ирландский фонд «Дело, большее, чем Чернобыль» построил в Семее хоспис. Тем временем местные власти до сих пор не могут решить вопрос о строительстве в городе реабилитационного центра для детей-инвалидов. Жанна Жибраева говорит, что обещают это сделать уже на протяжении многих лет. А Центр ядерной медицины сегодня – только «громкое название», он не работает, уникальное оборудование, которое могло бы спасти жизни многим людям, простаивает. Но все-таки общественники надеются, что необходимая помощь региону будет оказана, и закон о социальной защите тоже будет пересмотрен.