Светлана Ромашкина

В мире первая атомная бомба была испытана в США 16 июня 1945 года на полигоне Аламогордо – он находился в 97 километрах от города-тезки, чье название переводится как «толстый тополь». Об испытании президент США Гарри Трумэн лично сообщил главе СССР Иосифу Сталину, который велел Молотову ускорить ученого Игоря Курчатова в создании собственного оружия. 6 и 8 августа 1945 года США сбросили бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки. В США считали, что в СССР атомную бомбу изобретут не ранее 1952-1954 годов.

Семипалатинский ядерный полигон был создан 21 августа 1947 года. Возглавил проект ученый Игорь Курчатов. На тот момент ему было 42 года, он одним из первых в СССР начал изучать физику атомного ядра. Прямо перед началом войны Курчатов доказал возможность цепной ядерной реакции в системе с ураном и тяжелой водой, но его научным изысканиям помешало нападение Гитлера на СССР. Вместо изучения атома Курчатову пришлось думать над тем, как защитить корабли от немецких магнитных мин. К атому он вернулся в 1943 году, создав Лабораторию №2 при Академии наук СССР.

Строительство полигона. Военные

Полковник Иван Рыжиков, служивший на Семипалатинском полигоне, вспоминал потом, что это место было выбрано, потому что в радиусе 100 километров не было населенных пунктов – пришлось переселить только один аул Молдар, в котором проживало всего 8 семей (по другим источникам около 138 человек). В самом тогда 100-тысячном Семипалатинске располагалось консульство Китая и его перенесли в другое место. Сначала строительством будущего полигона занималось Первое главное управление при Совете Министров СССР, потом его передали в министерство обороны СССР. Сперва объект назывался «Горная станция». Большую часть проектных работ по полигону выполнил Специальный проектный институт в Ленинграде. Ударными темпами 15 тысяч человек построили полигон за два года.

Полигон строили люди, только вернувшиеся с войны, и условия были почти фронтовые: землянки, походное питание, строгий режим, все письма проверялись – на них стоял штамп «Проверено военной цензурой».

Андрей Сахаров, советский физик, один из «отцов» водородной бомбы в своих воспоминаниях писал о том, что в самом начале на полигоне работали заключенные: «Руками заключенных строились заводы, испытательные площадки, дороги, жилые дома для будущих сотрудников. Сами же они жили в бараках и ходили на работу под конвоем в сопровождении овчарок».

В своих мемуарах Сахаров со слов физика Виктора Гаврилова рассказывает о восстании, произошедшем в 1948 году. Небольшая группа заключенных, которых возглавлял бывший полковник, во время рытья котлована отобрала у охранника оружие, ворвалась в лагерь, где убила часть охраны. «Полковник вместе с желающими — их человек 50 или больше, в том числе все участники нападения на охрану — уходят через зону за пределы объекта. Они надеются, вероятно, уйти достаточно далеко, рассеяться в лесах и окружающих деревнях. Но в это время по тревоге уже подняты три дивизии НКВД (так мне рассказывали; думаю, что никто не знает точной картины). С помощью автомашин и авиации они оцепляют большой район и начинают сжимать кольцо. Последний акт трагедии — круговая оборона беглецов, организованная по всем правилам военного искусства, и массированный артиллерийский и минометный огонь, кажется, даже применялась авиация; гибнут все до последнего человека. Вероятно, многие не примкнувшие к беглецам также были расстреляны (так было в другом известном мне восстании з/к в 50-х годах в Москве на строительстве больницы Министерства недалеко от нашего дома). После этого восстания состав заключенных на объекте сильно изменился — все, имеющие большие сроки, которым нечего терять, удалены, и их заменили «указники», т. е. осужденные на меньшие сроки по Указам Президиума Верховного Совета; типичные сроки 1—5 лет: мелкое хищение, знаменитые «колоски», т. е. сбор оставшихся колосьев после уборки на колхозном поле, мелкое хулиганство, самовольный уход с работы, например с шахты — особенно частый случай, самовольная остановка поезда стоп-краном и т. п. Восстаний больше не было. Но у начальства осталась еще одна проблема — куда девать освободившихся, которые знают месторасположение объекта, что считалось великой тайной».

Сахаров пишет, что начальство разрешило эту проблему совершенно беззаконным способом —освободившихся ссылали на вечное поселение в Магадан и в другие места, где они никому ничего не могли рассказать. Ученый упоминает три таких акции выселения, одна из них произошла летом 1950 года.

Андрей Сахаров в 1950—1953 годах жил рядом с лагерем заключенных. Ежедневно мимо его «окон с занавесочками» проходили длинные серые колонны людей в ватниках, а рядом с ними шли овчарки. «Можно было утешаться тем, что они не умирают с голода, что в других местах — на лесоповале, на урановых рудниках — много хуже. Можно было оказывать мелкую помощь (только единицам из числа расконвоированных) — старой одеждой, мелкими деньгами, едой». В 1953 году объявили амнистию, и заключенные на полигоне больше не работали.

Сахаров так же упоминает о том, что местные жители видели только колючую проволоку, простиравшуюся вдоль огромной территории, и они нашли этому объяснение: там, за оградой, строят «пробный коммунизм».

Но вернемся в 1947 год. Первой зимой между землянками, зданием штаба и столовой протянули канаты.

«Ходили парами, уцепившись за канаты, — вспоминал полковник Иван Рыжиков. — Если выпустил из рук веревку, унесет в степь или заметет в сугробах. Немало офицеров и солдат обморозились, были случаи ампутации пальцев на руках и ногах. Каждому выдали дополнительно по 2-3 одеяла. Шинель, плащ, комбинезон, пилотка – весь «армейский» гардероб набрасывал на себя и тщетно!».

Летом условия были не лучше: жара - 40-45 градусов, отсутствие тени, консервы вздуваются и портятся, за день батон превращается в сухарь. Еще одна напасть – укусы степного клеща, после которого высокая температура и головокружение.

«В столовой были только перловая каша и консервы, начались желудочные заболевания», - вспоминал Рыжиков. Вскоре от воспаления поджелудочной железы умер Петр Рожанович, руководитель военной части на полигоне. До первого взрыва оставался еще год.

Столовая обслуживалась солдатами, они были и поварами, и посудомойщиками, рассказывал полковник-инженер Сергей Давыдов. На полигоне офицеры получали дополнительный паек. Его выдавали сразу на месяц: сливочное масло, компот, печенье. Давыдов хранил масло в бидончике, в котором ежедневно менял воду. Офицеры ходили со своим маслом и печеньем в столовую. К концу 1949 года доппаек выдавать перестали. Давыдов же вспомнил, как прямо возле землянки, в которой он жил на полигоне, работал продовольственный магазин «Военторга», и там продавали все самое дорогое: вина, колбасы, конфеты. По воспоминаниям Давыдова, «Военторг» поработал недолго, так как продавщица уехала с Опытного поля: «Говорили, что группа солдат совершила гнусное насилие. На Опытном поле женщин было две: продавщица и машинистка в канцелярии».

Были проблемы с пресной водой – ее брали из ближайших озер и обеззараживали хлором, военным в поисках чистой и пресной воды пришлось пробурить несколько скважин глубиной 600 метров, но вода оказалась соленая и горькая. Они жаловались, что компот был больше соленым, нежели сладким. Вокруг было много песка, но он не годился для строительства, а тот, что подходил, находился в 60 км. Зато Семипалатинский кирпичный завод справно поставлял свою продукцию на полигон.

Военным периодически приходилось посыпать постель дустом: так боролись против клопов.

Из развлечений: каждую субботу между столбами натягивали простыню и прямо в степи смотрели кино. Бобины с фильмами привозили самолетом из Ташкента, и это в основном было трофейное кино: «Девушка моей мечты», «Трансвааль», «Роз-Мари» и другие. Иван Рыжиков вспоминает, как доставка новой картины задержалась, и три недели подряд пришлось смотреть итальянскую картину 1941 года «Флория Тоска», которую остряки переименовали в «Федорину тоску».

Первый взрыв. Берия. Люди

Самыми напряженными оказались летние месяцы 1949 года – на Опытном поле завершалось строительство, готовились к первому взрыву. Опытное поле – это круг диаметром 20 км, вокруг него зона безопасности – 44 000 кв. км. Поле находилось в 70 км от жилой зоны и в 160 км от Семипалатинска. На поле построили башни, в которых установили измерительные приборы и оптическую аппаратуру. Башни находились на разных расстояниях от центра поля: 500, 600, 800, 1200, 3000, 5000, 5000 и 10000 метров. Их называли «аннушками», «верочками», «букашками».

Полковник-инженер Сергей Давыдов потом вспоминал про подготовку первого взрыва: «Накануне генеральной репетиции на полигоне появился член Политбюро ЦК ВКП (б) Берия. Как говорили, поселили его в отдельно стоящем домике на берегу Иртыша, в «скворечнике». Министр обстоятельно знакомился с полигоном. Министр произвел на меня странное впечатление. Как будто передо мной стоял могучий карлик-горбун из знаменитой сказки «Город мастеров». Маленького роста, непомерно широкий в плечах (казалось, ширину ему придает летнее пальто с неестественно заостренными в плечах вшивными рукавами), с орлиным носом, жестким пронзительным выражением глаз, скрытых за темными стеклами очков. Берия не мог стоять прямо, не облокотившись, не навалившись на перила. При этом спина была его изогнута, как будто он страдал искривлением позвоночника. В течение сравнительно короткой демонстрации министр непрерывно переступал с ноги на ногу».

Было принято решение произвести взрыв на час раньше назначенного времени.

«За минуту до взрыва, получив согласие Курчатова на подрыв, я нажал главную кнопку, — пишет Давыдов. — Светофоры вспыхнули красными огнями. Программный автомат мне больше не подчинялся. Оставалось только напряженно следить за выдачей и прохождением сигналов. Нервы были взвинчены до предела, я уже не замечал, что делалось вокруг. Денисов рассказывал, что Щелкин лихорадочно часто пил валерианку. За 20 секунд пришли в движение щетки главных шаговых переключателей….. Произошел ли взрыв? (Давыдов был в аппаратной и не видел Опытное поле – прим. V) Но вот за дверью слышен шум вбегающих людей, возбуждённо радостные возгласы «Ура!» А вот и два мощных шлепка по крыше сооружения, словно выпущенный нами на волю Джинн-великан дружески похлопал по плечу. Нарастает боль в ушах, но нет, не сильная. Ударная волна прошла. Почти молча поздравили друг друга».

Затем Давыдов взял противогаз и отправился на место, где прогремела первая советская атомная бомба:

«В центре поля я не увидел башни, не было и подопытных домов – деревянного, двух кирпичных, промышленного цеха. Вздымались столбы густого черного дыма от горевших нефтепродуктов. По пути увидели искорёженные догорающие самолеты, сброшенную с опор ферму железнодорожного моста. Многотонной стальной башни не существовало». Побывал Давыдов и в комнате, в которой командование наблюдало за взрывом, он увидел, что в комнате генерала Бабкина выдавило верхнюю часть оконной рамы, хотя окно было закрыто ставнями. Бабкин рассказывал, что если бы полковник Смирнов не отдернул бы Берию за фалды, то рама могла бы упасть на министра. «Генерал Мешик поведал мне, что «впервые в жизни видел, как стремительно бегает второй человек в государстве», то есть Берия. В комнате генерала Бабкина мы обнаружили раскрытые громадные ящики с невиданными в течение многих лет коробками сдобного печенья, шоколадными батончиками, виноградом, минеральной водой. Я был поражен – ведь таких продуктов в стране не видели и мои дети». На следующий день Давыдов все это в ценности передал Бабкину.

Борис Малютов в 1948 году был назначен командиром Опытного поля. Малютов вспоминал потом о постоянных стычках с генерал-лейтенантом Павлом Мешиком, который постоянно вмешивался в работу, и отвечал за то, чтобы не произошло утечки информации. За неделю до первого взрыва Мешик потребовал увольнения семи руководящих работников Опытного поля. Борис Малютов отказался это сделать и обратился напрямую к министру. Тогда никого не уволили. Спустя несколько лет, в 1953 году, Павла Мешика расстреляли по тому же делу, что и Лаврентия Берию.

Тот первый взрыв, прогремевший 29 августа 1949 года, застал Владимира Жучкова в автомобиле – его отправили к площадке Н.

«Я увидел блеснувший свет, дал команду остановить машину, всем лечь на землю, а сам повернулся в сторону башни, где увидел очень много огня. На месте взрыва вырос огромный шар, не ослепляя, он начал быстро расширяться и поднялся вверх в виде гриба. Приближающаяся ударная волна была ясно видна по траве, после ее прохождения ощущалось легкое тепло на лице».

В сентябре 1949 года, после взрыва, письма с полигона на отправку домой не принимались. Давыдов отправлял жене небольшие переводы – по 10 рублей и к ним мог написать пару строчек. Жена, не зная о запрете на отправку писем, очень удивлялась.

В 1990 году глава Семипалатинской области Кеширим Бозтаев писал президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву о последствиях того первого взрыва: «Радиоактивное эхо докатилось не только до соседних областей, включая город Усть-Каменогорск, но и до Алтайского края РСФСР. Максимальная суммарная доза на открытой местности равнялась 20Р в час. В первые же сутки население получило значительную дозу внешнего гамма-облучения – 102 бэр, а в течение месяца до 160-200 бэр. Минздрав СССР утвердил дозу облучения населения в 50 бэр в год. Допустимая норма установлена в 35 бэр за 70 лет жизни, в других странах она еще ниже. За счет выпадения радиоактивных осадков помимо внешнего гамма-облучения население было подвергнуто внутреннему облучению от попадания радиоактивных веществ внутрь организма с вдыхаемым воздухом, пищей и водой. Так, доза облучения на щитовидную железу составила 130 бэр, ЖКТ – 80-90 бэр, на костную ткань до 90 бэр. Особенно пострадало детское население, доза облучения щитовидной железы детей была в десятки раз больше, чем у взрослых».

Водородная бомба

1 ноября 1952 года США взорвали прототип водородной бомбы на атолле Эниветок в Тихом океане. В Америке отцом водородной бомбы называют Эдварда Теллера. На Семипалатинском полигоне вторая половина 1952-го и лето 1953 года были посвящены подготовке испытания водородной бомбы – оно прошло 12 августа 1953 года. За несколько месяцев до этого умер Иосиф Сталин.

«Весть о смерти Сталина гипнотически подействовала на меня и жену, — вспоминал Давыдов, который тогда был в Москве. Они вышли на улицу, полную молчаливого, отрешенного народа, и с толпой двинулись к Дому Советов. Оба чуть не погибли в страшной давке. «Угар как-то сразу прошел, мы словно очнулись от кошмарного сна». Во второй половине апреля Давыдов поехал снова на полигон – готовиться к испытанию первой водородной бомбы. Из-за смерти Сталина в стране объявили амнистию, и обратно до Москвы Давыдов добирался трое суток, в поездах, заполненных бывшими заключёнными: они были даже на крышах. Происходили драки, кражи, а между тем Давыдов вез с собой секретные документы по подготовке к испытанию первой советской водородной бомбы.

10 июля, в Жанасемее, он узнал, что арестован человек, курировавший создание самого смертельного оружия — Берия. Однако испытание бомбы шло по плану. Из близлежащих аулов эвакуировали людей и скот.

В день испытаний, 12 августа 1953 года, Давыдов снова находился в аппаратной, но после взрыва выбежал на улицу. «Зрелище было величественное и вместе с тем страшное. Столб пыли диаметром несколько километров поднимался высоко в небо. В вышине расползалось серо-коричневое ядовитое облако. Опытное поле находилось в темноте, солнечные лучи не могли проникнуть сквозь пыль. Обстановка казалась жуткой. Чьи-то нервы не выдержали, и раздался крик: «Да ведь это термоядерная!»

Исполняющий обязанности начальника полигона, полковник Герман Князев вспоминал, что после взрыва Курчатов попросил соединить его с Москвой – с Маленковым. В столице была ночь, и на том конце провода ответили: «Они спят». Курчатов попросил разбудить Маленкова. «При разговоре Маленков попросил Курчатова поцеловать за него Сахарова и Тамма».

По воспоминаниям Князева несколько солдат засыпало при ударной волне, двое из них погибли.

Андрей Сахаров, отец советской водородной бомбы, потом стал известным на весь мир гуманистом, говорил о том периоде и своем детище так: «Мы исходили из того, что эта работа — практически война за мир. Работали с большим напряжением, с огромной смелостью... Со временем моя позиция во многом менялась, я многое переоценил, но все-таки я не раскаиваюсь в этом начальном периоде работы, в которой я принимал с моими товарищами активное участие... Я считаю, что в целом прогресс есть движение, необходимое в жизни человечества. Он создает новые проблемы, но он же их и разрешает... Я надеюсь, что этот критический период человеческой истории будет преодолен человечеством. Это некий экзамен, который человечество держит. Экзамен на способность выжить. Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже чего-либо еще) — чтобы это никогда не произошло, чтобы термоядерное оружие сдерживало войну, но никогда не применялось».

«Уже на девятый день люди были возвращены в родные места, как только мощность дозы на местности составляла 40-60 тысяч микрорентген в час (верхний предел допустимой мощности дозы – около 0.5 мкЗв/час (50 мкР/ч) – прим. V). Население подверглось облучению в дозе 37-40 бэр», — напишет Бозтаев о тех испытаниях спустя несколько десятков лет Назарбаеву.

31 марта 1958 года Верховный Совет СССР принял решение о прекращении испытаний атомного и водородного оружия. А в 1961 году страна вернулась к испытаниям. «Уже в те годы в Казахстане росло недовольство соседством ядерного полигона. Минздрав посылал в районы комиссию за комиссией разобраться с многочисленными жалобами населения на плохое здоровье», - вспоминал Давыдов.

Загрязнение

По утверждению Кеширима Бозтаева, уроженца Семипалатинской области, в 80-е годы ее возглавившего, первые 14 лет испытаний ядерного оружия наблюдения за здоровьем населения не велись вовсе:

«Врачам и фельдшерам запрещалось ставить истинный диагноз умершим от рака, лейкоза и других заболеваний, связанных с ионизирующей радиацией. Исследования начались в 1962 году и носили выборочный характер. Полученные результаты хранились в глубокой тайне, и не раскрывают масштабов вреда. В июне 1990 года сняты грифы секретности с документов диспансера, но это случилось после того, как около 20% документов, касающихся здоровья населения и радиологической обстановки, были вывезены в секретном порядке».

Стоит заметить, что по воспоминаниям военных, служивших на полигоне, им так же при очевидном облучении врач военной части писала «грипп».

24 февраля 1958 года на стол секретарю Семипалатинского облокма Компартии Казахстана Мухаметгали Сужикову легла Справка коллектива врачей диспансера №4 «О радиологической обстановке области и ее влиянии на людей».

Документ этот сразу же был засекречен. Сотрудники биофизической лаборатории диспансера №4 обследовали 11 населенных пунктов в 4 районах области – г. Семипалатинск, с. Ново-Покровка, Знаменка, Шелехово, Зенковка, Бель-Агач, колхоз им. Тельмана, Урджар, Бургон, Аксаковка, Бригада №3 (Колхоз Красные Горные Орлы). Они собрали и изучили пробы почвы, трав, золы, кизяка, продуктов питания с огородов, магазинов, рынков, полей и токов, зерноскладов, областной сельскохозяйственной выставки, мясокомбината и т.п.

Всего было сделано 356 измерений радиоактивного бета и гамма фона и 1725 анализов. Удельная активность (число распадов в минуты, отнесенная к единице веса в кг) почвы и травы во всех обследованных пунктах оказалась выше норм. В Семипалатинске удельная активность почвы в среднем меньше нормы, но встречаются некоторые пункты, в которых она выше в 2-2,3 раза.

Удельная активность пищевых продуктов: удельная активность мяса, проданного на рынке в г. Семипалатинске в среднем превышает норму в 1,9-3,1 раза. Удельная активность картофеля в среднем в 1,6 раза превышает норму, тоже самое можно отметить относительно других овощей: лук, морковь, свекла. Активность муки высшего сорта примерно в 4 раза превышает норму, гречневой крупы – в 4,3 раза, риса – в 5,6 раза, масла сливочного – в 3,1 раза. Из 66 проб пшеницы урожая 1957 года у 49 удельная активность выше нормы в более чем в 2 раза, превышая в основном ее в 4-5 раз.

Работники диспансера №4 обследовали население г. Семипалатинска, с. Ново-Покровки и сел Урджарского района, всего 531 человек. С общими заболеваниями – язвенная болезнь, желудка, бруцеллез, туберкулез и другие – 230 чел, с заболеваниями невыясненной этиологии и с симптомами, наблюдающиммися и при хронической лучевой болезни – 123 чел. Практически здоровых – 178 чел.

В финале исследования медики рекомендовали прекратить испытание атомного оружия в Семипалатинской области, т.к. это приводит к дальнейшему значительному загрязнению почвы, продуктов питания, травы и создает существенную угрозу для состояния здоровья населения. Улучшить снабжение области продуктами питания (маслом, мясом, овощами и фруктами). Наладить систематическое снабжение лечебных учреждений области медикаментами (витамином В12, фолиевой кислотой, нуклеиновоислым натром, пентоксилом, тезаном-25 и др). Проводить дальнейшее систематическое изучение радиологической облановки и состояния здоровья населения в Семипалатинской области.

Под этим документом подписались: главврач Диспансера №4 Каткова, врач-терапевт Белякова, врач-гаметолог Степучева, зав. Биофизической лобораторией Иорх.

Сужиков переправил это письмо секретарю Центрального комитета М. Беляеву.

1 марта 1958 года чиновники получили Справку о работе группы научных сотрудников института биофизики академии медицинских наук СССР по обследованию населения Семипалатинской области. Экспедиция работала в сентябре-октябре 1956 и мае-июле 1957 года. Провела изучение местности и состояния здоровья населения в пунктах Кара-Аул Абаевского района и с. Знаменка Жанасемейского района (ныне Ново-Покровского). «Анализ полученных данных и расчеты показали, что в районе с. Знаменки в течение нескольких лет и до 1956 года неоднократно выпадали радиоактивные вещества, которые действовали на людей и окружающую их внешнюю среду. Был сделан вывод, что район Знаменки по влиянию радиоактивных веществ на людей и внешнюю среду является наиболее неблагоприятным. Обследование района Кара-Аула – экспедиция пришла к заключению, что и этот район является опасным для здоровья местного населения. В мае-июле 1957 года было обследовано в Семипалатинской области 24 населенных пункта в 9 районах области. В растениях превышение естественного фона имеет место в пункте Малая Карасу в 9 раз, в сене местечка Егенсу (около с. Некрасовка) в 5,4 раза, в поселке Знаменка в 3,4 раза».

В Семипалатинске закупили для проверки лук, в нем превышение в 4,6 раз, в сливочном масле из колхоза им. Тельмана превышение удельной активности — в 58 раз. Проверили в Семипалатинске пшеницу урожая 1956 года – превышение нормы в 20 раз.

Впервые массовые медицинские осмотры жителей области провели в сентябре-октябре 1956 года. Ни одного типичного случая острой или хронической лучевой болезни не обнаружили. Группа же военных врачей из войсковой части полигона, работавшая в селе Знаменка в августе 1956 года якобы выявила три случая острого лучевого поражения, но они не были обследованы стационарно. В 1957 году было осмотрено 459 человек из Знаменки, Кара-Аула, Саржала (колхоз им. Тельмана). 333 человека имели общие заболевания – бруцеллез, туберкулез, заболевания сердца и т.д. 107 чел с изменениями неясной этиологии и имеющие те или иные симптомы, встречающиеся при хронической лучевой болезни. 55 практически здоровых.

У некоторых обследованных, у которых не выявлено каких-либо общих заболеваний за период с сентября 1956 года по июнь 1957 года, произошло заметное ухудшение здоровья, что проявилось в нарастании изменений со стороны нервной системы и в ухудшении показателей периферической крови.

Рекомендации врачей:

1. Прекратить проведение наземных испытаний атомного оружия в период созревания и уборки зерна и овощей, т.к. это приводит к значительному загрязнению пищевых продуктов и может создать существенную угрозу для состояния здоровья населения.

2. Ликвидировать антисанитарное состояние районов, прилежащих к полигону и провести мероприятия по улучшению санитарно-эпидемиологической обстановки.

3. Улучшить снабжение районов, прилежащих к полигону, овощами, фруктами и другими пищевыми продуктами.

4. Коренным образом улучшить медицинское обслуживание районов.

«Как-то так получилось при одном взрыве, что радиоактивное облако вышло в направлении Семипалатинска. Радиоактивными выпадениями оказалось загрязнено зерно, приготовленное для отправки железнодорожными эшелонами. Часть зерна из Семипалатинска уже отправили на юг, в сторону Ташкента», — писал Герман Князев. На полигон приехала государственная комиссия во главе с министром здравоохранения СССР Марией Ковригиной. Князев вспоминал потом, что министр здравоохранения поинтересовалась, было ли сделано своевременное сообщение в правительственные инстанции о загрязнении зерна. Ей быстро принесли наспех сделанный документ – «липу». Ковригина быстро раскусила военных и сказала, что это подлог. Князев ответил, что в штабе есть своевременно отправленная шифртелеграмма, поехал в штаб и привез «документ».

10 декабря 1958 года на имя председателя Союза министров СССР Никиты Хрущева, председателя Совета министров КазССР Динмухамеда Кунаева, замминистра здравоохранения СССР поступила докладная записка под названием «О проведении испытаний ядерного оружия на полигоне» от администрации Семипалатинской области. В ней сообщалось о загрязнении Абайского района и частичном загрязнении еще четырех районов: «Загрязненными оказались почва, растительность, вода в некоторых колодцах, пастбища, посевы, посевные площади и другие объекты высшей среды. Радиоактивные вещества оседали в землю, в известной мере продолжают загрязнять траву, зерновые и овощные культуры, а также проникают и в организм домашних животных и людей». В записке отмечалось, что в сельской местности медицинские кадры в основном состоят из молодых врачей, имеющих недостаточный опыт и знания. Кроме того, нет медицинских помещений и транспорта. Обком КП Казахстана и облисполком просили Совет Министров СССР «резко улучшить в ближайшие годы жилищно-бытовые условия населения области». Они просили в ближайшие два года — в 1959 и 1960 годах предоставить средства для жилищного строительства в объеме 500 тыс кв. м., вместо установленных для области правительством Казахстана 111 тыс. кв. м. Кроме того, писали о необходимости увеличить фонды на основные продукты питания. Например, молока в 1958 году было выделено в пределах 13 240 т, а по норме положено 134 000 т. «Необходимо предусмотреть выделение фруктов не менее 10 000 т ежегодно. Необходимо также значительно увеличить лимит на отпуск жиров животных, рыбы и рыбопродуктов, сахара, конфет и кондитерских изделий».

Просили также деньги на асфальтирование дорог, на колодцы, покупку пылеуборочных машин и т.д. «Общая сумма всех расходов на улучшение санитарного состояния, медицинского и коммунально-бытового обслуживания составляет по области 114 589 тыс. руб», - говорится в конце обращения. Документ был подписан секретарем областного комитета КП Казахстана Березиным и председателем областного исполкома Совета депутатов трудящихся Касеновым. В ответ на их письмо 11 марта 1959 года вышло распоряжение Совета министров СССР об улучшении жилищно-бытовых условий и медико-санитарного обслуживания жителей Семипалатинской области и ВКО. Там значилось и строительство больниц и аптек, и жилья, и увеличение снабжения молочными продуктами.

В феврале 1960 года Игорь Курчатов приехал в санаторий Барвиха, чтобы навестить там своего друга - ядерщика Юлия Харитона. Они сидели на лавочке, разговаривали и вдруг 57-летний Курчатов умер: сердце. Он не увидел испытание своего последнего детища: 30 октября 1961 года на острове Новая Земля (не в Казахстане) была взорвана АН602, больше известная как «Царь-бомба». Ее разрабатывали пять лет под руководством Курчатова. Мощность взрыва составила 58,6 мегатонн в тротиловом эквиваленте. Таким образом, Советский Союз продемонстрировал всему миру, что у него есть супермощное оружие.

В 1961-62 годах СССР провел как можно больше взрывов, — это объяснялось тем, что страна готовилась к международному запрету атмосферных испытаний. За это время на Семипалатинском полигоне прогремело 68 взрывов, из них 15 – в сентябре 1961 года. Спустя два года, в 1963 году, в Москве три страны – США, Великобритания и СССР подписали Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Осталось уйти под землю.

Источники:

Архив президента Республики Казахстан, документы фонда №708

Сборник документов «Из истории Семипалатинского полигона» 1951-1992 г., 2007 год

«История атомного проекта», Курчатовский институт, выпуск 2

Living with the Nuclear Tests: The Semipalatinsk Story, Togzhan Kassenova

Книга «Полигон смерти», Андрей Жариков