Ольга Логинова, Адилет Абиш

Дмитрий Калмыков – директор по развитию Карагандинского областного экологического музея. Он участвовал в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, а сейчас предпринимает попытки начать ликвидацию последствий ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. Vласть поговорила с экологом о влиянии полигона на почву, воду, животных, людей, и о действиях, благодаря которым можно избежать последствий многолетних ядерных испытаний.

– Еще в 90-е годы вы составляли карту радиоактивного загрязнения полигона. Какие территории наиболее загрязнены и насколько высокий на них уровень радиоактивности?

– Секрета нет, наиболее загрязненные территории на Семипалатинском полигоне – это те места, где непосредственно испытывалось ядерное оружие или ядерные устройства – это так называемые испытательные или технические площадки. Они составляют примерно 10% от общей площади полигона.

Уровень излучения там сейчас, конечно, снизился, по сравнению с тем, каким он был сразу после ядерных взрывов, потому что прошли десятки лет, но, тем не менее, там можно найти уровни радиации, превышающие допустимые нормы для проживания в тысячи раз.

– Есть ли на этих территориях люди?

– К счастью, никто не живет на самых загрязненных территориях. Но люди есть неподалеку, в том числе на территории полигона. Вообще Семипалатинский ядерный полигон – единственный полигон в мире, на территории которого всегда проживало население, и люди там продолжают жить. Они не были отселены, их увозили только на период испытаний. Сейчас люди живут в непосредственной близости от эпицентров ядерных взрывов, кратеров. Ближайшие зимовки, насколько я знаю, находятся в нескольких километрах от ядерных кратеров. Это значит, что скот – коровы, лошади, бараны, пасутся на очень загрязненных территориях. Это обычная картина. Мы делали тысячи таких фотографий, когда на расплавленной почве лежит дозиметр и показывает несколько тысяч микрорентген в час и там же рядом конский или коровий навоз.

– Можно ли есть мясо животных, которые пасутся на загрязненной местности?

– Такое мясо есть нельзя, но точного ответа, сколько радиоактивных загрязнений содержит каждый килограмм мяса, к сожалению, нет.

В год областные лаборатории радиологического контроля отбирают максимум несколько десятков проб, чтобы провести анализы. Бывает, что в одной-двух пробах обнаруживаются превышения. За этим не следует никаких действий, потому что официально никто не разрешал этим крестьянам заниматься там сельским хозяйством. Это все пущено на самотек. Эти несколько десятков проб – смешная цифра. Я был в учебной поездке в Великобритании, у них в 50-е годы произошла авария на реакторе, и у них очень хорошо организован такой контроль. В Великобритании отбирают пробы сельхозпродукции – молоко, мясо и овощи – 800 000 проб в год. У нас по всему Семипалатинскому полигону отбирается пару сотен проб в год, это несравнимые масштабы. Всё это мясо благополучно идет на рынок, и мы с вами его съедаем.

– Известно, сколько тонн загрязненных радиоактивностью материалов было накоплено за 40 лет испытаний? Какую дозу они излучают?

– На полигоне следует говорить о природных материалах, загрязненных радиоактивностью: почва, горы, вода. Никто никогда не оценивал общее количество загрязнения, потому что это невозможно никак использовать в практической жизни. Представьте: подземный ядерный взрыв в толще, на глубине полкилометра загрязнил треть-четверть кубического километра породы. Если перемножить это всё на сотни проведенных испытаний, то получатся какие-то миллиарды тонн. Сколько радиоактивности в себе содержат эти загрязненные материалы? Если очень грубо оценивать, то примерно столько же, сколько содержит ядерная электростанция, на которой произошла авария. Как Чернобыль, как Фукусима. Если всё вместе сложить, то примерно столько же.

– Как долго будет существовать радиоактивная опасность?

– Всегда. Бесконечно долго, миллионы лет. Некоторые радиоактивные вещества распадаются так медленно и при распаде образуют другие радиоактивные вещества, иногда более опасные, это перспектива миллионов лет. Самые загрязненные места останутся опасно радиоактивными всегда.

– Возможно ли выращивать различные культуры на почве, которая сорбирует радиоактивность?

– Почва, конечно, подвергалась загрязнению, потому что все радиоактивные продукты после взрывов выпадали на нее. Почва у нас глинистая, а глинистые частицы хорошо поглощают в себя и сорбируют радиоактивность. Если в Чернобыле почвы легкие и песчаностные, у них все просто проваливается на глубину многих метров и промывается дождями, то у нас этого не происходит. Всё загрязнение поглощается в первых 5-10 сантиметрах от поверхности и остается там. Ситуация в этом смысле гораздо хуже. Но, к сожалению, радиоактивность не препятствует росту растений, поэтому при существующих уровнях загрязнения трава растет точно так же, как и без ядерных взрывов. Иногда высокая радиоактивность даже потенцирует рост травы. На Опытном поле можно обнаружить более высокую траву. Коровы и лошади с удовольствием ее поедают, весь полигон – сплошное пастбище. Туда, где не ходит скот, приезжают крестьяне из местных сел и заготавливают сено. Я пять дней назад вернулся с полигона (интервью было записано осенью 2019 года – прим. V). Во время поездки мы наблюдали массовые заготовки сена, трактора, грузовики – всё это развозится по регионам.

– Может ли радиация перемещаться по территории полигона?

– Да, безусловно. Ничего неподвижного в природе не существует, всё передвигается, или мигрирует. Верхний загрязненный слой почвы во время сильных ветров перемещается с места на место. Наиболее легкие глинистые частицы, содержащие радиоактивные частицы, перемещаются с места на место. Во время пыльных бурь, в том числе. Еще одна опасность – это степные пожары, которые возникают и по вине человека, и от ударов молний. Радиоактивное загрязнение переходит из почвы в растения, и на поверхности почвы много радиоактивных веществ. Во время пожара создаются мощные восходящие потоки, которые уносят радиоактивные вещества вместе с дымом на неизвестные расстояния. Также загрязненные вещества, радионуклиды, мигрируют и с подземными водами тоже. Человек сейчас активизирует эту деятельность – на полигоне действует несколько предприятий, которые добывают полезные ископаемые. Для того, чтобы карьер не затопило, они откачивают воду. Вот это осушение в карьерах подтягивает радиоактивное загрязнение от мест ядерных взрывов. А там минимальные расстояния иногда 2-3 километра. Месторождение Каражыра, где добывают уголь, находится в 3 километрах от мест, где происходили взрывы. По нашим сведениям, концентрация радиоактивных веществ в этой воде с каждым годом повышается.

– Давно ведутся разговоры о передаче некоторых земель с территории полигона в хозяйственный оборот. Как лучше распорядиться территорией полигона?

– Когда говорят, что нужно передать земли в хозяйственный оборот, это лицемерие и ложь, потому что население всегда занималось сельским хозяйством на Семипалатинском полигоне. И в советское время, и сейчас. Сейчас все открыто, население уже выкопало весь металл, кабели, радиоактивные материалы – всё это давно сдано в металлолом. Тут даже думать не надо, что делать с полигоном. Если территория загрязненная, а она загрязненная, то надо поставить забор, чтобы предотвратить доступ гражданского населения, как это делается на всех ядерных полигонах. Если там людям опасно, государство должно защитить население. Людей там быть не должно. Забор, патруль, траншея, колючая проволока. Всё, вопрос решен и забыт. Сейчас, к сожалению, никакой охраны нет. Вы можете ездить по полигону на своей машине в гости к родственникам – свобода полная.

Корова идет и идет, сначала было чисто, а тут она ест уже зараженную траву. Вот это надо прекратить.

– Вы сказали о двух наиболее опасных взрывах. Расскажите о них подробнее.

– Не все ядерные испытания заканчивались одинаковым радиоактивным загрязнением. Вообще советские ученые и ядерные специалисты старались уменьшить радиоактивное загрязнение, поэтому среди всех этих сотен испытаний большинство заканчивалось очень локальным загрязнением – где взрыв, там радиоактивность очень высокая. Но иногда не удавалось предсказать погоду и ветер на разных высотах, поэтому вместо того, чтобы радиоактивное облако осело на одной территории, облако полетело и поехало. После первого испытания в 1949 году, а испытывали при сильном ветре, видимо, хотели скорее доложить начальникам, радиоактивное облако унесло далеко за Иртыш, где из него начали выпадать радиоактивные вещества. Поэтому радиоактивный след идет вдоль населенных пунктов Долонь, Рубцовск, Лисаковск и уходит в сторону российского Алтая. Неудачным оказалось и испытание первого термоядерного устройства, и первой водородной бомбы. От них тоже остались длинные радиоактивные следы. На этих территориях сейчас безопасно, уровень радиоактивности можно обнаружить только специальными приборами, но почва содержит радиоактивных веществ столько, что её можно отнести к отходам по современным требованиям.

– Есть ли последствия ядерных взрывов за пределами полигона?

– Общее количество пострадавших от радиоактивных следов, которые выходили за пределы полигона, оценивается до миллиона человек. Это люди, которые в свое время получили дополнительную дозу облучения. Радиоактивность невозможно ограничить забором. Это всё и сейчас продолжается. Радиоактивные продукты, вместе с неконтролируемым мясом, уходят с полигона.

– Как повлияли испытания на Семипалатинском ядерном полигоне на обстановку в мире?

– Безусловно, радиоактивное загрязнение – это глобальное загрязнение, и ядерный взрыв всегда воздействует на всю планету. С целью контроля ядерного оружия государства договорились. Есть договор об ограничении распространения ядерного оружия, во всем мире есть мониторинговые станции, которые отслеживают, был ли взрыв. Радиоактивность, выбрасываемую при любых ядерных испытаниях, потом легко обнаруживают по всему миру. Когда мы делали исследование, мы тоже в пробах, по результатам анализов, четко различали, что вот этот след – Семипалатинская активность, а другой – Чернобыльская активность. По соотношению разных радиоактивных веществ можно определять, откуда эта радиоактивность, сколько ей лет, когда было испытание. Влияние глобальное. Но, благодаря тому, что земля большая, происходит снижение, разбавление, растет общий радиоактивный фон окружающей среды. О том, опасен он или нет, ученые ведут бесконечные споры, потому что воздействие небольшое, но ежедневное. Очень трудно выделить, что, в конце концов, повлияло на конкретного человека: или его диета, или образ жизни, или вредные привычки. Поэтому, к сожалению, практически невозможно доказать в конкретном случае от чего заболел человек.

– Это совсем никак нельзя проверить?

– Если вы прямо не видели ядерного взрыва или не были вовлечены в какие-то поставарийные мероприятия, то выделить радиоактивное воздействие практически невозможно. Поэтому наилучший подход среди тех, что я знаю, довольно жестокий и циничный, но он действующий. В США население тоже не уберегли во время ядерных испытаний, на них выпадали ядерные облака. У них такая система компенсации: они ничего не доплачивают к зарплате и пенсии, как это делается у нас. Они выплачивают деньги только в том случае, если ты заболел одним из десяти смертельных видов онкологических заболеваний. Если у человека рак, связанный с радиоактивным излучением, то государство выплачивает ему фиксированную сумму на лечение – 100 000 долларов. Если человек в это время проживал на территории и даже подвергся радиоактивному воздействию, но не заболел – ничего не выплачивают. У нас поступают по-другому: платят всем эти жалкие несколько тысяч тенге в месяц. Это порождает ужасные последствия. Все эти люди, получающие жалкие гроши, думают, что они – жертвы. Неважно, действительно ли человек пострадал или нет. Но он думает, что он жертва. А раз человек знает, что он жертва, то он будет болеть независимо от того, есть ли в нем радиоактивность. Все международные отчеты по Чернобыльской катастрофе говорят о том, что психологическое воздействие и радиофобия (боязнь радиации) оказали большее воздействие, чем сама радиация. Поэтому отсутствие информации сейчас приводит к ужасным последствиям. Надо прекратить выплачивать эти копейки. Если люди живут на грязной территории, то их нужно оттуда переселить. Как государство терпит такую ужасную ситуацию? Это как если бы кто-то поселился на химическом заводе, а государство начало бы выплачивать ему компенсацию за ущерб здоровью. Их надо выселить, купить им дома, коров – все на чистой территории. На грязной территории поставить забор и закрыть ее. А сейчас ни туда, ни сюда, люди продолжают жить в радиоактивной грязи, а государство продолжает им платить 2-3 МРП. Это позор.

– А число пострадавших, если брать в счет психосоматику, с каждым годом увеличивается или остается на прежнем уровне?

– Я уже говорил, что современная жизнь – это сложный комплекс воздействия всего на всё, поэтому выявить точную причину при небольших уровнях воздействия практически невозможно. Не удается эту связь выявить практически нигде. Ни от испытания ракет, ни от ядерных взрывов. Сейчас уже невозможно выявить последствия от Чернобыля. Слишком много факторов на это воздействует. В период испытаний эти сведения были секретными, но тогда было легко определить, какая часть населения вдруг начала болеть непонятными страшными болезнями. Советский союз проводил такие исследования под видом борьбы с сельскохозяйственными заболеваниями, в Семипалатинске был противобруцеллезный диспансер. Бруцеллез – это болезнь крупного рогатого скота, которая людям тоже передается. Вот под этим ложным названием скрывался институт, который собирал сведения о том, как болеет население. Там четко видно, что сотни тысяч людей вдруг начали болеть онкологическими заболеваниями. Сейчас уровень радиоактивности упал, уровень воздействия снизился. Мы принимали участие во многих научных исследованиях, удается это обнаружить буквально на клеточном уровне, а вот на уровне повышения заболеваемости чем-то невозможно определить, что послужило причиной. К счастью, что выяснилось при исследованиях, и это тоже разрушает один из мифов – если генетический материал человека подвергся воздействию радиоактивности в ходе испытаний или аварий, у него могут родиться дети с повреждениями, но дальше эти генетические повреждения не передаются. То есть у этих детей, несмотря на то, что у них могут быть какие-то дефекты, будут рождаться здоровые дети. Вот эти повреждения с поколениями не передаются.

Она решается очень дешево, Казахстан не бедное государство. Надо построить несколько сотен километров забора, выкопать траншеи, населению купить дома на чистой территории, поставить знаки, что туда ходить нельзя и решить вопрос. Мы проводили опросы среди самых образованных людей населенных пунктов вокруг полигона: учителя, полицейские, врачи, акимы, агрономы, спрашивали их, где находится полигон, на каком расстоянии, воздействует ли на них радиоактивность. Люди вообще не знают, где полигон. Они все показывают в разные стороны, они думают, что все их заболевания связаны с радиоактивностью, но при этом нет никаких данных о том, какая это радиоактивность, нет карт радиоактивного загрязнения. Единственная опубликованная в Казахстане карта расположения радиоактивных земель была сделана нами за деньги одного депутата и ОБСЕ. Отсутствие информации, на самом деле, убивает.